Тени рождаются в полдень. Глава 17.

[pixyatnya]

Наконец-то мы с Талиной сделали это! Спасибо всем, кто ждал и беспокоился!

Глава 17. За шаг до истины

В "офисе" Долохова сегодня, как никогда, царило оживление: деловито сновали туда-сюда техники и программисты, носился как угорелый толстяк Прентер, то и дело вытирая со лба пот. Сорванным от постоянных окриков голосом отдавал распоряжения Дерек Джонс. Эти суета и мельтешение заставляли Люциуса Малфоя нервно сжимать кулаки и чувствовать, как по спине стекают липкие капельки пота.
Он остался один среди огромного скопища магглов, но не только поэтому маг так нервничал. Впрочем, неясный страх Люциуса трудно было назвать осознанным, хотя в способности предчувствовать беду Малфой мог дать фору любому прорицателю: ведение семейного бизнеса и служба у Вольдеморта поневоле заставляли ощущать любые витающие в воздухе предзнаменования. В данный момент, наблюдая, как техник в синем комбинезоне подключает кучу проводов к вмонтированным в стену гнездам, Люциус вдруг понял, что он лишний здесь. Единственный маг, кроме самого Долохова, в окружении нескольких десятков магглов. Брр... Как бы это смешно ни прозвучало, но Малфой растерялся. Ему еще не приходилось чувствовать себя чужим и, по сути, никому не нужным.
Люциус оперся о пахнущую краской стену и задумался о том, как же вышло так, что из человека, играющего важнейшую роль в окружении Долохова, он вдруг превратился в человека бесполезного. А Малфой ох как ненавидел ощущать себя маленьким и не имеющим значения.
"Черт!" - маг в приступе бессильной ярости стукнул кулаком по стене. Люциус справедливо рассчитывал на то, что после ареста всех остальных Упивающихся смертью, он сможет в полной мере приобщиться к славе Долохова. Но все вышло с точностью до наоборот: Мастер Иллюзий практически забыл о своем самом верном слуге.
- Мистер Малфой! Мистер Малфой! - эти громкие окрики заставили мага медленно повернуться, придав лицу как можно более презрительное выражение. К Люциусу спешил Пауль Прентер, на ходу сдвигая набок и без того съехавший галстук.
- Чего тебе? - тоном, которым он обычно разговаривал с Добби, недовольно осведомился Малфой.
- Господин Долохов зовет вас... - толстяку никак не удавалось выровнять дыхание.
- Свободен, - махнул рукой Люциус, что означало "иди-ка ты отсюда подальше, пока я не рассердился", а сам не спеша направился в святая святых - ту самую большую комнату в конце коридора, доверху набитую железками.
Малфой был вынужден признаться себе, что рад приглашению. То, что Мастер Иллюзий почти две недели не вспоминал о своем верном стороннике, очень настораживало Люциуса.
Отворив двери и ступив на порог помещения, Малфой вначале решил, что по ошибке попал не туда (хотя ошибиться было невозможно). Слишком удивительное, совершенно непривычное для мага зрелище предстало его глазам: огромный металлический тор, из центра которого до самого потолка тянулся металлический же цилиндр, сплошь покрытый переплетением медных веток. Люциус поднял голову, чтобы проследить, насколько далеко простирается эта железная громадина, и изумленно присвистнул: часть крыши отъехала в сторону, освобождая место для большой антенны, которая как раз выдвигалась вверх. В комнате слышалось тихое гудение, словно в ней находился улей растревоженных пчел. Подумав про виноградные лозы на стенах домов, маг с трудом оторвал взгляд от неприятной, но в то же время чем-то завораживающей конструкции. Гудение начало усиливаться, но маг не успел даже встревожиться, как в помещение влетел Долохов. На этот раз его вид был далеко не столь опрятным и прилизанным, как ранее, а глаза новоявленного повелителя лихорадочно блестели…
- Тебе несказанно повезло, Люциус! - без всяких предисловий обратился он к застывшему магу. - Ты, единственный из магов, увидишь начало моей грандиозной победы, моего триумфа над этими жалкими тварями! - последние слова больше походили на плевок, и Малфой невольно поморщился.
- Вы говорите об этом? - осведомился он, с некоторым трудом изобразив в голосе все необходимые нотки подобострастия и интереса. - Об этой машине?
- Машине? - странно посмотрев на мага, переспросил Долохов. - Не просто "машине", черт побери! Это не просто "машина", а моя власть, сила, моя победа! Впрочем, вам не понять… Но это и не важно, - не обращая внимания на дрогнувшее лицо Малфоя, хмыкнул он.
Мастер Иллюзий сделал приглашающий жест, и Малфой с опаской подошел ближе к переливающемуся разными цветами пульту управления. Дерек, которого только сейчас заметил Люциус, увлеченно нажимал на кнопки, сверяясь с листком бумаги, на котором были напечатаны цифры.
- Об истинном значении того, что ты сейчас видишь, знали только я и Дерек, - с усмешкой проговорил техномаг, открыто наблюдая за лицом Малфоя.
Программист махнул рукой:
- Да ладно тебе, Константин, я и сам до сих пор не возьму в толк, как именно это работает. Чертовщина какая-то.
- Терпение, господа, - Мастер Иллюзий оглянулся, проверяя, все ли посторонние покинули помещение, и после этого подошел к пульту управления. - Просто смотрите, как в одно мгновение разрушится старый мир в преддверии мира будущего!
Проиграв кнопками какую-то неслышимую "мелодию", Долохов обратил пылающие глаза к гигантской конструкции. То же самое невольно сделал и Люциус, в смешанных чувствах слушая нарастающий гул. Обвитый трубками цилиндр вдруг засиял, осветив помещение бело-голубым сиянием. Гудение изменилось: оно перестало быть однотонным, и теперь Люциусу казалось, что сразу несколько роев влетели в этот зал. Маг непроизвольно поежился. Звуки работающих приборов были непривычными и даже немного пугающими для мага. А когда рука Мастера Иллюзий потянулась к большой, чуть утопленной в приборной панели синей кнопке, сердце Малфоя от волнения застучало сильнее. Долохов легко и уверенно нажал кнопку.

Внешне не произошло почти ничего. Только на секунду помутилось сознание, и Люциус ощутил, что ушла магия. Перенапряжение дало о себе знать, и маг покачнулся, с трудом удержавшись на ногах.
Тогда он еще не понял, что в действительности сумел сотворить гений Долохова.

* * *

Выздоровление проходило медленно. Порой Гермионе казалось, что антидот вообще не действует, но мадам Помфри в ответ на ее опасения улыбалась.
- Ты идешь на поправку, девочка, - уверяла она свою пациентку. - Профессор Снейп вчера лично провел анализ крови и сказал, что яд практически полностью нейтрализован. Теперь остается ждать, когда организм справится с последствиями отравления.
Тем не менее, беспокойство не покидало девушку, и главной причиной для этого стала искалеченная кожа. За те пять дней, что прошли с момента первого приема противоядия, язвы и гнойники ничуть не уменьшились, а краснота, напротив, только усилилась. Магистр Милстон, приходивший каждый день утверждал, что гиперемия* - это реакция иммунной системы на яд, и скоро все придет в норму, однако Гермиона с трудом верила ему. Теперь, когда угроза смерти миновала, девушка с каждым днем все сильнее боялась навсегда остаться такой безобразной. Ведь одно дело обладать не слишком привлекательной внешностью и совершенно другое - иметь уродства. В последнем случае к такому человеку всегда относятся со страхом и отвращением.
Масла в огонь подлила Парвати Патил, забежавшая утром в больничное крыло. Воспользовавшись тем, что мадам Помфри куда-то вышла, любопытная гриффиндорка заглянула в палату Гермионы.
- Мерлин, какая гадость! - воскликнула она и брезгливо поморщилась. - Надеюсь, это не заразно?
- Очень заразно, - оскалилась Гермиона, бросая на однокурсницу тяжелый взгляд. - Так что скоро жди у себя таких же симптомов. Передается воздушно-капельным путем, вирулентность стопроцентная.
- Ты серьезно?! - завопила Парвати и, закрывая лицо руками, выскочила вон из палаты, наткнувшись на мадам Помфри. Целительница начала долгую лекцию о том, что в палату заходить запрещено, а мисс Грейнджер легла на спину и в который раз начала изучать белый потолок больничной палаты. Настроение и так было паршивым, а теперь и вовсе упало до той критической черты, когда по любому поводу можно удариться в слезы.
Дело было не только в Парвати. Гермиону расстраивало, что профессор Снейп в последнее время заходит слишком часто. Казалось бы, вот уж где не стоит искать повода для слез, но девушка подозревала, что зельевар чувствует себя ответственным за случившееся и потому проявляет такую несвойственную ему заботу о гриффиндорке. Гермиона считала, что Снейпу противно видеть ее так же, как и остальным, но он пытается сделать вид, что ничего особенного не происходит. Девушка не хотела, чтобы профессор делал что-то помимо его воли. Она не просила его лично заниматься разработкой лечения на основе антидота Милстона, не просила, чтобы он готовил для этого дополнительные зелья. Видеть Снейпа в больничном крыле было невыносимо для Гермионы. Не нужна ей его забота! Но взгляд девушки все равно ловил худую ссутуленную фигуру зельевара, и она невольно подмечала каждую черточку на любимом лице, каждый жест и интонации его голоса. В такие моменты девушка боялась только одного: что Снейп заметит обожание в ее глазах, и тогда... О том, что тогда будет, Гермиона предпочитала вообще не думать.

* * *

Снейп пришел в больничное крыло, как обычно, под вечер. Мадам Помфри расставляла по шкафчикам зелья, меняла белье на кроватях и складывала ширмы.
- Неужели вы выписали всех авроров? - поинтересовался профессор, помогая целительнице заклинанием уменьшить ширмы и сложить их в один из ящиков. - Я, признаться, начал думать, что они решили обосноваться здесь до лета.
- Естественно нет, Северус, - немного сердито ответила волшебница, уловившая в голосе зельевара насмешку. - Мистер Шелкбот и мистер Виллес находились у нас столько, сколько нужно. Уж не думаешь же ты, что я стала бы держать их здесь дольше, чем необходимо? Нет ничего хуже для молодого организма, чем бесцельное лежание на больничной койке.
Снейп в ответ неопределенно пожал плечами. Авроры его откровенно раздражали, в особенности в те моменты, когда он приходил к мисс Грейнджер. Профессор один раз услышал шушуканье за спиной, когда входил в палату гриффиндорки. С тех пор Северус был уверен, что стал героем сплетен, и каждый его приход в больничное крыло сопровождается жадным перешептыванием. Конечно, профессору было наплевать на чересчур богатую фантазию авроров, страдающих от безделья, но, тем не менее, он был рад, увидев, что к его персоне больше не будет приковано сомнительное внимание.
- Что с мисс Грейнджер? - спросил Снейп, доставая из кармана мантии очередной пузырек с антидотом. - Я принес новую порцию модифицированного противоядия.
Целительница замялась, и это не смогло укрыться от пытливого взгляда зельевара. На лице Снейпа промелькнула тревога.
- Что-нибудь случилось? - с беспокойством спросил он. - Ей стало хуже?
- Нет-нет, что ты! Девочка идет на поправку! - поспешила заверить профессора целительница, увидев, что тот уже начал нервно мерить шагами комнату. Это тревожное метание медсестра наблюдала в первые два дня после отравления Гермионы. - Она с каждым днем чувствует себя все лучше и лучше. Дело в другом.
- В чем? - насторожился Снейп.
- Северус, как ты не понимаешь? Девочка страдает из-за этих повреждений кожи. Они все еще не проходят, и хоть я уверяю Гермиону в том, что все будет хорошо, я вижу, что она не верит мне.
- Ах это, - зельевар заметно успокоился. - Конечно, эти явления крайне неприятны, но нужно набраться терпения и подождать еще немного. У мисс Грейнджер крепкий организм, и остатки токсинов скоро будут нейтрализованы.
- И я говорю ей о том же! - воскликнула мадам Помфри. - Но девочке от этого не легче.
Снейп красноречиво поднял бровь, что должно было означать: "А от меня вы чего хотите?" В ответ целительница махнула рукой и тяжело опустилась на стул.
- На самом деле я тоже рада, что больничное крыло наконец-то опустело, - устало проговорила она. - Я, конечно, не такая уж эгоистка, но ты не представляешь, какая тяжесть свалилась с моих плеч. Эти дни совершенно меня вымотали.
Снейп понимающе кивнул. Для него несколько последних суток слились в нескончаемый процесс поиска, приготовления и усовершенствования антидотов и восстанавливающих зелий.
- Северус, пожалуйста, отнеси Гермионе зелье, - попросила мадам Помфри. - Даже подняться сил нет.
Профессор был явно недоволен этой просьбой, но все же молча кивнул.

* * *

День уже клонился к закату, и в палате заметно потемнело. Шторы за окнах были неплотно задернуты, и сквозь щели виднелся красный диск заходящего за горизонт солнца. Там, за прозрачным стеклом, шумел ветер, заставляя верхушки деревьев Запретного леса подчиниться его неизвестному ритму. Казалось, что шелест голых веток слышен даже здесь, в тишине больничной палаты.
Гермиона спала, повернувшись на бок и положив руки под щеку. Снейп смотрел на ее по-детски спокойное и умиротворенное лицо и чуть приоткрытые во сне губы, слушал ровное дыхание и вновь ловил себя на том, что где-то глубоко внутри рождаются тепло и нежность. Профессор придвинул к кровати стул и сел, продолжая вглядываться в лицо спящей девушки, стремясь поймать наконец это вечно ускользающее чувство, которое не давало ему покоя в последние несколько недель. Северус твердо решил, что должен понять самого себя и перестать волноваться из-за собственных неясных сомнений.
Он не хотел потерять ее. Это было единственное, что профессор мог утверждать наверняка. Северус не знал, да и не хотел знать, когда он начал ощущать тревогу за гриффиндорскую всезнайку. Возможно, в тот далекий летний вечер, когда он нес ее на руках в штаб Ордена. А быть может, и много позже. Скажем, тем непогожим вечером, когда Гермиона сказала, что считает его талантливым ученым. Впрочем, какое это имеет значение?
За окном незаметно сгустились сумерки, погрузив палату в полумрак. Еще немного - и станет совсем темно: ранней весной солнце садится рано. Но Снейпу не хотелось зажигать свечи. Вечер сглаживал слишком яркие краски, оставляя лишь мягкие, не режущие глаз полутона. И было так приятно слиться с этой вечерней тишиной и фиолетово-синими сумерками, почувствовать себя крохотной песчинкой в бесконечно большом мире и вместе с этим ощутить, что ты сам можешь изменить в нем что-то.
Снейп не любил перемен. Его консервативной натуре претили любые, даже самые незначительные изменения, не говоря уже о серьезных. Это касалось всего, включая чувства. На то было великое множество причин, начиная от с детства присущей Северусу замкнутости и заканчивая полными опасностей годами, проведенными в качестве шпиона Ордена Феникса. Зельевар не умел любить и даже презирал это чувство, считая его всего лишь слабостью. Впрочем, откуда ребенку, с детства не ведающему родительского тепла, знать о любви? Маленький Северус слишком быстро привык к тому, что свои эмоции и чувства надо держать под замком и ни в коем случае не демонстрировать. Ни при каких обстоятельствах. Об этом родители твердили ему едва ли не с рождения, и все поступки членов старинного волшебного рода Снейпов подчинялись этому закону: никаких глупых причитаний, скандалов и истерик. Самым страшным, что только могло случиться, считалась потеря достоинства.
Мистер и миссис Снейп так и прожили до конца своих дней, оставаясь абсолютно холодными ко всему. Даже единственный сын не интересовал их. Северус с самого раннего детства узнал, что такое равнодушие. Он привык быть сам по себе, и на то у Северуса Снейпа было великое множество причин, коих с каждым годом становилось все больше и больше. В школе тощий замухрышка, любимая мишень для шуток Мародеров, не сумел найти себе друзей. Потом он провел годы среди Упивающихся смертью, а с некоторых пор он стал изгоем, и оставался им до сих пор; изгоем, которого отвергли Упивающиеся смертью, но при этом никогда не будут считать другом в Ордене Феникса. Северуса словно по пятам преследовало неизвестное проклятье, которое вновь и вновь ставило на нем клеймо: "Сопливус", "предатель", "мерзкая летучая мышь". Со временем он все больше убеждался в том, что по-другому уже никогда не будет, и, в конце концов, окончательно поверил в это.
Северус покачал головой, приходя в себя от внезапно нахлынувших воспоминаний. В комнате стало совсем темно, и все окружающие предметы уже были еле различимы в потускневшем свете бесследно ушедшего дня. Ни единый шорох не нарушал тишины, и только дыхание двух людей было единственным звуком, разрезающим почти осязаемые прохладные сумерки.
Кем была для профессора Снейпа мисс Гермиона Грейнджер? Северус хотел и одновременно боялся отвечать на этот кажущийся простым вопрос. Боялся, потому что был уверен в том, какой ответ даст его сердце.
Эта серьезная кареглазая девочка вдруг стала тем единственным человеком, чья жизнь и благополучие волновали Северуса больше всего на свете. Он никогда раньше не переживал, не волновался, не испытывал такого сильного страха, страха потерять кого-то родного и близкого. Эти непрошенные чувства были для одинокого и необщительного профессора абсолютно новыми и оттого немного чуждыми его замкнутой натуре. Но при этом Снейп признался себе в том, что не хочет, чтобы эти чувства исчезли, ведь они дарили пьянящую разум надежду, рисовали перед давным-давно отчаявшимся разумом чудесные светлые образы. Северус словно наяву видел нежный взгляд Гермионы, ее добрую мягкую улыбку, маленькую ладошку на его руке...
Повинуясь внезапному порыву, зельевар наклонился ближе к лежащей девушке, стремясь взглядом выхватить из темноты ее умиротворенное лицо, а потом протянул руку, чтобы убрать со щеки Гермионы непослушный локон, казавшийся черным в сгустившемся сумраке.
В тот же миг девушка открыла глаза.
Снейп невольно подался назад, и его резкое движение испугало еще не очнувшуюся ото сна Гермиону.
- Кто здесь? - срывающимся голосом спросила она, пытаясь разглядеть черную фигуру возле кровати.
- Я, мисс Грейнджер, - спокойно ответил учитель, хотя внутри у него что-то болезненно сжалось.
Все его глупые мечты, которые он имел неосторожность позволить себе, навсегда останутся только мечтами. Северус твердо знал это. Он обречен быть в одиночестве. И эта светлая трогательная девочка останется для него только талантливой ученицей. Это был не его выбор, но выбор судьбы, и Снейп за долгие годы научился принимать это как должное. Только почему тогда так больно сейчас?
- Профессор, это вы? - голосом, в котором все еще слышался страх, повторила девушка.
- А кто бы это еще мог быть? - в ответ огрызнулся зельевар.
Давящая грудь боль неизбежно пробуждала раздражение. Потом Снейп понял, что для проснувшейся Гермионы ситуация, должно быть, выглядит как минимум подозрительно: профессор, сидящий в погруженной во тьму палате рядом с кроватью, на которой лежит девушка. Северус горько усмехнулся и, взмахнув палочкой, зажег свечи.
Комнату залил яркий свет, заставивший обоих зажмуриться.
- Что вы тут делаете? - чуть слышный вопрос сорвался с губ Гермионы, и Снейп увидел, что она смотрит на него во все глаза.
- Зелье, мисс Грейнджер, - профессор перевел взгляд на зажатый в руке кубок с густым, пахнущим травами отваром. - Вы спали, и потому я не хотел беспокоить вас.
Он встал и молча передал ей в руки кубок с еще теплым снадобьем. Потом так же молча смотрел, как она пьет зелье. Северус не мог объяснить, откуда в сердце вдруг родилась тоска. Тоска по несбывшимся мечтам, по давным-давно утерянным надеждам на счастье. Он смотрел на худую фигурку на кровати и думал о том, что завтра все должно закончиться. Очередная версия усовершенствованного противоядия должна было полностью избавить Гермиону от последствий отравления. Северус был рад этому, но при этом понимал, что уже не сможет больше приходить к девушке. Раньше у профессора была серьезная причина: он готовил для мисс Грейнджер антидот и другие лекарства, но теперь необходимость в его помощи исчезнет.
Гриффиндорка подняла голову и встретилась глазами со взглядом Снейпа.
- Не смотрите на меня, - смущенно выдохнула она и закрыла лицо руками. - Мне стыдно, - приглушенно проговорила она, пряча лицо в ладонях. - Я же знаю, что выгляжу ужасно.
Глупая девочка...
- Вам не следует так переживать из-за этих, - зельевар на секунду замолчал, подбирая нужное слово, - побочных эффектов. Это всего лишь временное явление. Магистр Милстон значительно изменил исходные рецепты антитоксических зелий, при этом он осуществил революцию в зельеварении, открыв новые свойства уже давно известных компонентов. К завтрашнему утру, максимум через сутки, вы будете совершенно здоровы. Это гарантирует Магистр, и полностью подтверждаю я.
Гермиона не пошевелилась, и Снейп услышал только приглушенное: "Спасибо". Профессор тихо хмыкнул.
- По-моему, благодарить меня уже вошло для вас в привычку, мисс Грейнджер, - он увидел, как напряглись ее плечи. - Кроме того, неужели вы всерьез решили, что ваш внешний вид играет главную роль в отношении к вам окружающих? Признаться, я ожидал от вас большего. Мне казалось, что вы лучшего мнения как минимум о своих друзьях.
Девушка подняла голову и недоуменно взглянула на зельевара. Снейп смотрел на нее и видел как в глазах Гермионы смущение сменяется крайним удивлением. Северус усмехнулся про себя. Еще бы, мало кто из учеников видел, как профессор Снейп улыбается. Не кривит губы в презрительной ухмылке, а по-настоящему улыбается. Северусу в тот миг было все равно, что подумает она. Ему безумно захотелось хоть на миг стряхнуть с плеч весь груз обид, горестей, грехов, в конце концов, что накопились за долгие годы. Проявить себя с другой стороны, о которой Снейп и сам, признаться, порой забывал, а порой вообще не верил, что она есть. Казалось бы, что здесь сложного - подарить улыбку своей ученице, которая расстраивается из-за всяких глупостей, чтобы ободрить ее? Но для Снейпа это было чем-то гораздо большим... Признанием?..
Гермиона несмело улыбнулась в ответ, и Северус поймал себя на том, что восхищенно смотрит в ее лучистые глаза, искрящиеся теплотой и нежностью.
- Профессор, вы... - девушка подалась вперед, словно в безотчетном порыве обнять учителя, - вы самый удивительный человек на свете... Я...
Но она не успела договорить. Уже не подчиняющееся доводам рассудка сердце в груди Северуса затрепетало, и он сделал шаг к ней...
В соседней комнате послышался звон разбитого стекла.
Мужчина и девушка вздрогнули.
Гермиона не успела даже испугаться постороннего звука, как Снейп выскочил из палаты, на ходу выхватывая палочку. Девушка кинулась за ним, не обращая внимания на разом накатившую слабость.
Зельевар стоял в соседней палате, вслушиваясь в каждый звук. Увидев Гермиону, он сердито воскликнул:
- Немедленно возвращайтесь назад!
- Что это было? - тихо спросила гриффиндорка, глядя на осколки большой бутыли, в которой когда-то был костерост, теперь растекшийся по полу маслянистой лужей.
- Полагаю, это вашим друзьям не терпелось навестить вас, - ответил профессор, направляя палочку на разбитую бутыль, чтобы восстановить ее. - Если бы они знали, сколько времени требуется для приготовления хорошего костероста, да и еще и такого качества, то, уверен, постарались бы обойти это место стороной.
- Вы думаете... - Гермионе было сложно сконцентрироваться на его словах.
Она так остро чувствовала, что вместе со злосчастной бутылью разлетелась на осколки та неповторимая атмосфера единения, что царила здесь всего какие-то мгновения назад. Осознавать это было больно, девушке казалось, что она пропустила что-то, не поняла того выражения, что застыло в глазах Снейпа, когда его взгляд был устремлен на нее.
- Вы полагаете, что у кого-то в Хогвартсе, кроме Поттера, есть мантия-невидимка, чтобы беспрепятственно бродить по школе после отбоя? - зельевар поднял бровь, ожидая ответа.
- Я уверена, что Гарри не имеет к этому отношения, - твердо произнесла Гермиона, показывая на восстановленную емкость от костероста. - То, что вы никого не увидели, еще ничего не значит.
Она не знала, зачем произносит эти абсолютно чужие и неправильные слова, которые давались ей с трудом, словно каждое произнесенное слово заставляло неметь непослушные губы.
- Безусловно, вам виднее, мисс Грейнджер, - со злой насмешкой протянул Снейп.
Он с грохотом поставил бутыль на стол и, не глядя на замершую девушку, вышел из больничного крыла.

* * *

Гарри Поттер вот уже полчаса мерил шагами гриффиндорскую гостиную, не останавливаясь ни на минуту. Сидящей у камина Джинни стало казаться, что юноша за это время успел протоптать дорожку в и без того видавшем виды ковре гостиной. Девушка всерьез подозревала, что еще немного, и у нее точно закружится голова. Однако Гарри и не думал прекратить этих бесцельных метаний.
- Послушай, - Джинни не знала, в который раз она повторяет одну и ту же фразу, - я уверена, что ты делаешь из мухи слона. Ничего особенного не случилось!
- Ну да, не случилось, - огрызнулся юноша, бросая на девушку взгляд исподлобья. - Только я застал Снейпа поздно вечером в палате Гермионы. Он сидел рядом с ней в полной темноте, а потом... - Гарри брезгливо поморщился, - этот ублюдок наклонился к Гермионе, понимаешь? Не знаю, что бы он сделал, если бы она не проснулась! - гриффиндорца передернуло.
Джинни зевнула, всем своим видом показывая, что, по ее мнению, волноваться не о чем. Но в глубине души девушку мучило любопытство. В свете того, что сказал Гарри, ей вспомнился давний разговор с Гермионой под Рождество.
"Я не могу тебе рассказать сейчас, извини. Потом, когда я сама пойму...", - сказала она тогда. В то время Джинни не придала словам подруги должного значения, хотя ей, конечно, пришлось приструнить свое любопытство. Она знала, что как только Гермиона захочет, то сразу обо всем расскажет. Неужели тем самым человеком, которого полюбила подруга, был Снейп? Или это профессор неравнодушен к Гермионе, потому и заходил так часто к ней в больничное крыло?
- Я не зря подозревал, что этот мерзавец что-то задумал! - продолжал кипятится Гарри. - То-то он зачастил туда, как только Гермиона заболела! - словно прочитав мысли Джинни, закончил юноша.
- Ничего бы Снейп ей не сделал, не такой он человек, - уверенно ответила девушка и протянула к Гарри руки. - Ну же, иди ко мне. Хватит подозревать профессора во всех смертных грехах. Я уверена, что Дамблдор никогда бы не допустил, чтобы учитель причинил вред ученику.
- А Квиррел и Крауч-младший? - угрюмо поинтересовался Гарри, но все же сел рядом с Джинни.
Девушка с радостью скользнула в объятия любимого и положила голову ему на плечо.
- Все мы ошибаемся, - прошептала она на ухо Гарри и добавила громче: - Но за многие годы Дамблдор должен был хорошо изучить Снейпа. Наверное, если бы профессор мог сделать что-то плохое, директор давно уволил бы его.
- Дамблдор частенько доверяет людям, которым просто опасно доверять, - покачал головой Гарри, постепенно успокаиваясь. - Но я все равно этого так не оставлю, - твердо пообещал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Джинни.
Девушка улыбнулась, спрятав улыбку у Гарри на плече.



* Гиперемия - покраснение.